Формально виолончель путешествовала по многим арт-площадкам Москвы: открытие и закрытие фестиваля прошли в Концертномзале имени П.И. Чайковского, оттуда программы разъехалисьпо лучшим консерваторским и музейным залам столицы. В Малом зале консерватории прошел вечер камерной музыки с грандиозным октетом для струнных Джордже Энеску, с ураганным драйвоми феноменальным качеством сыгранным лучшими из лучших солистами: Аленой Баевой, Андреем Барановым, Никитой Борисоглебским, Родионом Петровым, Федором Белугиным, Даниилом Гришиным, Борисом Андриановым, Кристиной Блаумане. В Мультимедиа Арт Музее (бывшем Московском Доме фотографии) прошел вечервиолончелиста и композитора, виртуозного импровизатора Штефана Брауна. В «Зале Врубеля» Третьяковской галереи сонатныйвечер с участием хедлайнеров сегодняшнего исполнительского искусства Джинг Джао, Алены Баевой и Вадима Холоденко был сыгран с соответствующей самому genius loci галереи изысканностью. Участвовали в концертах и классики (Иван Монигетти) и тинейджеры (скрипач Ренносуке Фукуда родился в 1999 году).

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Отдельная реплика – о «Тихой молитве» Гии Канчели, которую соркестром исполнили Борис Бровцын и Борис Андрианов. Применительно к неофициальному изобразительному искусству 1970 – хтеоретик contemporary art Борис Гройс ввел термин «романтический концептуализм», предполагающий присутствие живой выстраданной интонации (чаще всего от лица извечного героя литературы, «маленького человека») в аранжировке шаблонных, жестко нормативных языковых систем. О музыке Канчели, наверное, можно говоритькак об образце «романтического минимализма». Магнитофонная запись с голосом ребенка, напевающим бесхитростные букварные, буквальные слова о Мире, Солнце и Боге становится конструктивной осью концерта. Партии скрипки и виолончели в сопровождении оркестра создают мощнейшие потоки чувств, вихрящиеся вокруг этогосмиренного детского голоса. Открытая, навзрыд, лавинообразная эмоциональность усмиряется кротостью. Сознание верит обещаниямгармонии и просветления.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Филигранная разработка всех тем импровизаций Брауна показывала, что виолончель на самом деле может в смысле мимикрииголоса и явления себя в разных видовых и жанровых амплуа, от джаз-гитары до ритмической секции ударных. В целом же у Брауна получилось пронзительное, очень сложное лирическое послание сродни балладам героя прошлого фестиваля, гитариста Эдина Карамазова. И текст «рококо-вариаций» Чайковского им был понятна каком-то глубинном, структурном уровне. Розенблату, по-видимому, больше приглянулись возможности использовать виолончельные вариации Чайковского в качестве саунд-декораций в уютном ретро-стиле, близком к кинофильму Карена Шахназарова «Мы из джаза». В этом контексте рококо-вариации становились проводником популярной, массовой культуры. Ну а страстное и искреннее, технически совершенное исполнение «Вариаций» Джонатаном Роузманом и «Виртуозами Москвы» под управлением Сергея Смбатяна позволило соскрести нафталин с классики и услышать ее заново рожденной. Таким образом один сюжет фестиваля с опусом Чайковского дал возможность виолончели стать проводником трех измерений культуры: популярной, классической и экспериментальной, артхаусной.