13
НОЯБРЯ
СРЕДА
19:00
Саша Филипенко
Концерт для виолончели с характером
Татьяна Друбич, художественное слово
Гай Джонстон, виолончель (Великобритания)
Борис Андрианов, виолончель
Московская государственная консерватория имени П.И. Чайковского, Малый зал
АЛЕКСАНДР РОЗЕНБЛАТ:
ЗА ПОСЯГАТЕЛЬСТВО НА СВЯТОЕ ПРИДЕТСЯ ОТВЕЧАТЬ
ОДНО ИЗ ГЛАВНЫХ СОБЫТИЙ ФЕСТИВАЛЯ VIVACELLO — МИРОВАЯ ПРЕМЬЕРА «JAZZ ROCKOCO ВАРИАЦИИ» ДЛЯ ВИОЛОНЧЕЛИ С ОРКЕСТРОМ. КОМПОЗИТОР АЛЕКСАНДР РОЗЕНБЛАТ СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ КОНЦЕРТА ЗАКРЫТИЯ ФЕСТИВАЛЯ, ПОСВЯЩЕННОГО ЧАЙКОВСКОМУ, СОЗДАЛ СВОИ ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ РОКОКО ПЕТРА ИЛЬИЧА, НАПОЛНИВ ЕГО ДЖАЗОВЫМ КОЛОРИТОМ. ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ УЗНАТЬ, ГДЕ ВЗЯТЬ СМЕЛОСТЬ ДЛЯ СОЧИНЕНИЯ НОВОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ НА ЗНАМЕНИТУЮ ТЕМУ ЧАЙКОВСКОГО — МЫ ВСТРЕТИЛИСЬ С КОМПОЗИТОРОМ ПОСЛЕ ПЕРВОЙ РЕПЕТИЦИИ JAZZ ROCKOCO С КАМЕРНЫМ ОРКЕСТРОМ «ВИРТУОЗЫ МОСКВЫ».
В ТАНДЕМЕ С ГЕНИЕМ
— Александр Петрович, вам не кажется довольно опас-ным обращаться к теме столь почитаемого сочинения,«заигрывать» с самим Чайковским? Можно нарваться накритику.
— Конечно, это наглость и дело рискованное. Но что ужтеперь делать, если у меня возникла идея вариаций нату же тему, что и у Петра Ильича. Мои вариации звучатсовершенно иначе. Каждая сделана в определенномджазовом стиле – джаз-вальс, танго-румба, take five, a laballad, потом буги-вуги и а la stride piano. Конечно, еслиуж за такое браться, то нужно делать так, чтобы тебя каккомпозитора потом не пинали ногами ни публика, никритика, ни исполнители. Но, судя по тому, как прошласегодня репетиция, музыкантам явно понравилось. Пер-вый этап пока прошли.
— Как вам творить в тандеме с Чайковским?
— Вы знаете, одно удовольствие! Я очень ему благо-дарен. Петр Ильич, наверное, самый фантастический мелодист, который когда-либо творил. У него необъятное количество простых, и в то же время абсолютно гениальных мелодий. Новую мелодию создать ведь очень трудно, а тем более сегодня, когда музыка почти вся уже написана. Я не люблю современную музыку, в которой кусают и щиплют струны и прочие части музыкальных инструментов. Она меня быстро утомляет и в большинстве своем не приносит радости. Мне нравится музыка, в которой есть гармоническая структура, что сейчас в консерваториях, создается впечатление, вообще запрещено.
К МУЗЫКЕ ЧАЙКОВСКОГО КОМПОЗИТОР ОБРАЩАЕТСЯ УЖЕ НЕ В ПЕРВЫЙ РАЗ. В 2011 ГОДУ ИЗДАТЕЛЬСТВО SCHOTT ВЫПУСТИЛО НОТЫ СЮИТЫ-ФАНТАЗИИ НА ТЕМЫ "ЛЕБЕДИНОГО ОЗЕРА"
— Jazz Rockoco, которое мы, я надеюсь, скоро услышим, уже ведь далеко не первый ваш опыт обыгрывания классики.
— Да, у меня особая любовь к сочинениям на чужие темы. Первый опыт был с джазовыми вариациями на тему Паганини. Когда мои друзья-музыканты услышали о задумке, они сказали, что я сошел с ума, но премьера, сыгранная Дмитрием Рацером в Форт-Лаудердейле в 1988 году, продемонстрировала обратное — публика стоя, с восторженными криками аплодировала пьесе и исполнению. Как говорит один мой друг: «Никто больше Розенблата не "испортил" чужой классической музыки». У меня есть вариации, фантазии, сюиты и по Бизе, и по Шопену, и по Мусоргскому, и по Вагнеру — список длинный. В основном все это я писал на заказ, и такие произведения занимают большую часть моего творчества. Притом, что у меня есть и сонаты, концерты, балеты – чисто авторская музыка.
— Вам удается как-то уж очень удачно «портить» классическую музыку. Те же вариации на тему Паганини после успешной премьеры исполняются по всему миру до сих пор.
— Да, я бы даже сказал, что они приобретают черты хитовости. Один из трех самых престижных сегодня хореографов в мире, главный балетмейстер New York City Ballet Джастин Пек, поставил на мои «Вариации на тему Паганини» балет Distractions. И он, насколько я знаю, успешен. Я сам в Нью-Йорке его не видел, но очень хотел
бы. Тем более что я, можно сказать, полуамериканский композитор, в том смысле, что я человек околоджазовый.
БАЛЕТ DISTRACTIONS, ПОСТАВЛЕННЫЙ В 2012 ГОДУ ВЕДУЩИМ ХОРЕОГРАФОМ
NEW YORK CITY BALLET ДЖАСТИНОМ ПЕКОМ НА МУЗЫКУ АЛЕКСАНДРА РОЗЕНБЛАТА
НЕТ PROROCKA В СВОЕМ ОТЕЧЕСТВЕ
– Почему в интернете, когда ищешь информацию о вас, практически все написано на иностранных сайтах, а на русском языке гораздо меньше? Как так получилось?
– Я не знаю, может быть, потому что у меня эксклюзивный контракт с издательством Schott, поэтому на немецком и английском больше информации. А, может быть, как говорил классик, чтобы стать известным в России, нужно обязательно прославиться на Западе. Когда говоришь слово Schott, у людей в музыкальной среде спина сразу как-то так выпрямляется, как-будто им вправляют позвоночник. И как-будто оно что-то меняет в моей музыке.
— Где лучше всего знают вашу музыку?
— Нескромно это говорить, но меня любят в Японии. У меня там даже есть свой фан-клуб. Японцы, конечно, удивительный народ и фантастическая страна, я очень ее люблю.
— Судя по всему, у вас любовь взаимная. Как так сложилось?
– Я там несколько раз гастролировал. Вы знаете, у них порядка ста степеней вежливости, поначалу они сдержанные и держат дистанцию. Но когда уже японцы тебя любят, они становятся невероятно открытыми. Ну, кто еще напишет тебе после концерта что-нибудь в духе: «С вашей музыкой в нашу жизнь вошел Космос, мы попали в другую галактику, и мир изменился». Когда после концерта проходишь
через зал в фойе подписывать диски, они все хотят до тебя дотронуться. Удивительные люди.
— В каких еще странах вы любите бывать и выступать? С кем у вас сложились творческие отношения?
– Ну, у меня хорошие отношения с Германией, мне вообще эта страна нравится. Очень спокойная, нормальная страна. Нравятся англичане. Еще я очень люблю российскую публику, которая сохранилась в так называемой глубинке. Люди небогатые, но на концерт на последние
идут. Ты после выступления выставляешь диски на продажу, а они тебе жалуются, что зарплаты не было, и ты просто начинаешь диски дарить — ну, а что делать?
— Ну, вы же композитор, в широком смысле вы и занимаетесь тем, что дарите музыку. Вы, кстати, с детства знали, что будете композитором?
— Нет, что вы, я закончил Московскую консерваторию как теоретик и пианист и ничего писать не собирался. Но, как говорится, никогда не говори «никогда».
КАК СЛУЧАЙНО СТАТЬ КОМПОЗИТОРОМ
— Как же вышло, что вы все-таки начали писать?
— Я преподавал в Гнесинском училище на джазовом факультете и подрабатывал лектором в Московской филармонии. И ко мне как-то пришел приятель, бросил мне текст и говорит: «Кругом с двухклассным образованием люди пишут песни, деньги зарабатывают, а ты сидишь
– ничего не делаешь». Я отнекивался, что у меня нет таланта, но так просто он не сдавался. В итоге я написал песню, и она попала в «Утреннюю почту» в исполнении ансамбля «Русская песня» под управлением Надежды Бабкиной. Что интересно, уже в этой самой первой песне запев у меня был в русской народной манере, а припев в стиле Dixieland. Хотя, это была просто шутка для «Утренней почты». Потом я писал песни под псевдонимом — стеснялся. И так понемногу нашел себя. Но если бы до этого мне кто-то сказал, что я начну писать музыку, я бы не поверил.
— Сколько вам тогда было лет?
— Песни я начал писать в 29, а камерную музыку в 30.
— Это, мне кажется, как-то нетипично для композиторов или нет?
— Самая страшная пневмония — атипичная.
— К нам на прошлый фестиваль приезжал композитор, Джованни Соллима, и он рассказывал, что нигде не может писать музыку, кроме как в дороге. Только, сидя в поезде, в автобусе, в самолете, на худой конец, в трамвае. А вы как пишете?
— У меня все предельно просто. Ни в поезде, ни в самолете, ни в трамвае я писать не могу. Я пишу только за роялем. У меня был единственный случай, когда мне ночью приснилась еврейская мелодия. Вернее, снится музыка часто, и ты себе говоришь, что утром обязательно ее запишешь, но утром ты ничего, конечно же, не помнишь. А тут было так, что я ее во сне услышал и заставил себя ночью, в чем был, подползти к роялю. Мелодия получилась хорошая, но у меня осталось ощущение, что я ее у кого-то украл. Я даже пошел в Еврейский культурный центр, чтобы выяснить, у кого же. Оказалось, что это оригинальная мелодия, и тогда я написал на нее «Фантазию в еврейском духе». Вот единственный случай. А так без рояля я писать не могу.
— Можно сказать, что вы живете музыкой?
— Музыканты, особенно композиторы, бывают немного не то чтобы чокнутые, но, во всяком случае, музыкой прибитые. Я не фанат музыки до такой степени, чтобы день и ночь писать. Боже избави всю жизнь потратить на музыку. Здесь работают два других фактора – фантазия, когда у тебя возникает желание что-то сочинить, и честолюбие, когда есть заказ, и ты хочешь хорошо сделать работу.
«JAZZ ROCKOCO ВАРИАЦИИ» ВПЕРВЫЕ БУДУТ ИСПОЛНЕНЫ В КОНЦЕРТНОМ ЗАЛЕ
ИМ. П.И. ЧАЙКОВСКОГО
26 НОЯБРЯ
В ОЖИДАНИИ ПРЕМЬЕРЫ
— Премьера для вас — вещь волнительная?
— Вы знаете, у меня вообще работа нервная. Вот сегодня на репетиции я имел дело с отличным оркестром, с замечательным исполнителем Борей Андриановым, и поэтому я надеюсь на хороший результат. Но случаи бывают разные. Однажды поставили мой балет «Алиса в стране чудес», когда я его увидел, хотел провалиться сквозь землю. Первое, что произвело на меня неизгладимое впечатление — это костюмы. На сцене был белый рыцарь с каким-то огромным копьем неприличной формы, у кролика хвост и сзади, и спереди висел, и весь спектакль Алиса ездила на велосипеде. Вся хореография — вообще мимо кассы. Зрелище устрашающее. Друзья мои после премьеры сказали, что если я еще раз их на такое позову, они со мной перестанут общаться.
— Может быть, кто-нибудь поставит «Алису» достойно?
— Я на это очень надеюсь. Потому что Льюис Кэрролл пошутил над литературой, поэзией, он играл словами, создавал каламбуры. Я в «Алисе» восемьдесят тем мировой классики перевернул вверх тормашками. Раз это можно сделать словами, можно сделать в музыке, то наверняка можно и в хореографии.
САМАЯ НАПРЯЖЕННАЯ РАБОТА — ВСЕГДА В ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ПЕРЕД ПРЕМЬЕРОЙ. БОРИС АНДРИАНОВ РЕПЕТИРУЕТ НОВОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ
— Сколько нужно времени, чтобы подготовиться с оркестром к премьере такого произведения как Rockoco?
— По-хорошему, нужно четыре репетиции, но «Виртуозы Москвы» музыканты очень хорошие. Я думаю, еще пара репетиций — и в бой.
— Не страшно?
— Для меня страшно, потому что я буду дирижировать. Я же не практикующий дирижер, никогда этим профессионально не занимался.
— А почему встанете за пульт сейчас?
— В Rockoco много чисто джазовой специфики с точки зрения ритма, метра, гармонии, фразировки. Здесь уже класс дирижера никак не сказывается на донесении этих тонкостей. Мне как автору и как человеку, который находится на стыке классики и джаза, проще будет управлять оркестром. Несмотря на то, что классика и джаз последние лет двадцать-тридцать сильно сближаются, пока они остаются двумя отдельными историями. В этом плане профессионально обученные джазмены, особенно в Америке, гораздо более гибкие, они способны мгновенно по руке дирижера от джаза
перейти к классике. А классическим музыкантам это дается сложнее.
— Вы ведь сейчас в первый раз услышали, как звучит произведение в исполнение оркестра. Какие у вас впечатления?
— Конечно, есть большая разница между тем, как ты, играя на рояле, представляешь звучание разных инструментов, и живым звучанием виолончели и оркестра. После репитиции мне кажется, что все джазовые элементы работают так, как я и хотел. Правда, некоторые, я чувствую, посчитают это слишком хулиганским экспериментом, на грани фола. Но, по моему мнению, грань я нигде не перешел. У меня была идея сделать состав оркестра меньше, чем у Чайковского – будут только струнная группа, духовой квинтет, немного ударных, рояль и арфа. Мне хотелось дать виолончели воздух. Виолончель — одноголосный инструмент, он не способен, как рояль, например, справляться с большой массой оркестра. По моему первому впечатлению, такой камерный состав работает как надо, никто никого не душит.
— С каким чувством ждете премьеры?
— Ну, конечно, со страхом. За посягательство на святое придется отвечать. Нужно теперь вот еще черную рубашку-стойку купить. Я давно не надевал смокинг, и у меня исчезли все черные стойки. Ну, будем искать.